Не думать о том, чему не бывать никогда.
Открывать дверь, и находить за ней другую комнату.
Проходить мимо дверей, за которыми совершенно точно не другая комната
Научиться жить в настоящем, а не в 1574 или 2345 году. Хотя бы ради тех немногих людей, которым я по-настоящему нужна.
Я хочу научиться не замечать белых оленей, не слышать их зов. Почему?
У Томаса -Рифмача была страна фей. У меня- целая Вселенная, и одна мысль об этом сводит с ума. У меня- красный песок и темные бойницы башни, его пыльное лицо и светлые глаза. Я никогда их не видела наяву. Чьи это глаза? Я не помню, каждый раз я снова не помню. У меня- солнечная весенняя улица, трамвайные рельсы на кольцевой, всегда один и тот же маршрут. madison square garden!-звонок- я просыпаюсь. У меня- двадцать два мира. Миры с сырыми ямами и выщербленными от пуль стенами. Мир, в котором хлопает балконная дверь и в котором его кофе пахнет мятой, а я морщусь. Мир, в котором я прижимаю к лицу мамину кофту, и где она уходит от меня по улице, а я не могу пошевелиться от боли.
Мир улыбок, вязаных шапок, замерзших пальцев- и там у него тоже светлые глаза, но в них только смех. Мир, в котором можно стать невидимым, если ты частица со спином 1/2. Мир, в котором я падаю всегда в центр площади, всегда точно в центр, и это очень важно, жизненно важно, потому что иначе не победить уроборос. Мир, в котором есть только земляничный склон, и это мой личный персональный рай. Есть миры, в которых я знаю всех тех людей, что иногда приходят ко мне. Там мы можем разговаривать часами напролет, и помнить. Помнить. Есть миры с кораблями в Трою, тяжелым тысячелетним снегом, крашеными скамейками, сиренью, погоней, отчаянием, желтой керосиновой лампой, серым небом, маленьким микроскопом, переплетенными пальцами, чьими-то губами. Мир, в котором смертная казнь- это кольцо без центра, и нет ничего изощреннее этого.
Калейдоскоп, мозаика, рулетка- какой мир вы хотели бы посетить сегодня?
Делайте ваши ставки.
И это все прекрасно, прекрасно до резкой боли от потери. Только я боюсь, что никогда не вспомню, чьи это глаза. Чье кофе пахнет мятой. Кто бросает в меня снежки. Кого я, должно быть, любила.
Ведь однажды замкнется кольцо, завершится цикл. Площадь подастся навстречу, в центре поднимется башня, частица станет волной. Там я снова обрету речь, и увижу белых оленя и олениху, пришедших за мной. Что, если я не вспомню и тогда?
И это, Томас, пиздец.