castles and dreams
Осенью совершенно замечательный воздух. Выходишь из дома, набираешь полную грудь этой холодной, чистой, вкусной пустоты и понимаешь, что ты еще жива.
Я сажусь в трамвай и еду по кольцевой. За окном все зеленое и желтое, наверху - синее и белое. А вокруг люди.
Как трудно живут люди! Пожилая женщина с удивительно красивым профилем герцогини сидит напротив. Ее портрет работы Рембрандта должен висеть в Лувре, а она роется в потрепанном крохотном кошельке в поисках двухрублевой монеты. Облегченно вздыхаю, когда она все-таки находит эту монету.
У кондукторши красные, замерзшие руки. Мальчик в старых, заляпанных грязью сапогах. Старик в давно неглаженых брюках. Да что одежда! Тяжело смотреть им в глаза - там такая грусть, такая усталость, такая покорность.
Помню, как очень давно меня поразила фраза Марка Твена о глазах русских крепостных крестьян, в которых застыла вечная затаенная грусть. Я часто вспоминаю ее, когда вглядываюсь в лица людей. Лица могут рассказать о многом, и, в первую очередь, о горе и потерях.
Я села в трамвай, думая что-то вроде ''пристрелить меня надо было, пока маленькая. чтобы других не мучила, и сама не мучилась''.
Но ненависть к себе сменяется покоем, когда прикасаешься к жизням людей хотя бы самым краешком своей.
Листья все падают и падают, липнут на мокрое оконное стекло. Колеса стучат по рельсам. Вдруг трамвай звенит и резко поворачивает на другую улицу. В окне мелькает ярко-синее небо и солнце с разбегу врывается внутрь.
Женщина с профилем герцогини смотрит на меня и чуть заметно улыбается.
В общем-то, она права.